Я обратил внимание, что в каюте горел свет, перевернулся на край полки и посмотрел вниз. Эрик сидел на металлическом стуле перед металлическим же письменным столом, положив широко расставленные ноги на этот стол. Он не разделся, и его согбенная неподвижная фигура казалась бесконечно усталой, как будто он просидел в таком положении всю ночь.

Но его голос прозвучал вполне нормально, когда он повернулся, услышав мое движение.

— Сэм, спи спокойно, сейчас еще рано. Может быть, тебя свет беспокоит?

— Нет. Но меня беспокоит то, что ты все еще сидишь там. Почему бы тебе не плюхнуться на койку?

— Я пытался, но не смог заснуть.

Он встал, закурил сигарету и глубоко затянулся. В его движениях проглядывала лихорадочная издерганность уже устоявшейся и привычной бессонницы. Наблюдая за ним, я подумал, что сон является ежедневным чудом, воплощением веры для идиотов, детей и блаженных алкашей. И понял, что я тоже больше не смогу заснуть.

— Кучулейн по кличке Гончая из Ольстера, — сказал я, — когда изнывал от ран, полученных в бою, не уходил куда-то и не отдыхал, как рядовые люди. Он отправлялся в определенные места и практиковался в том, чтобы разгромить какую-нибудь банду.

— Шло ли это ему на пользу? — спросил Эрик. На его бледном лице играла странная улыбка.

— В конце концов он свихнулся. — Я перекинул ноги через край полки и спрыгнул вниз. Эрик пинком подтолкнул стул в мою сторону и протянул сигарету.

— Если ты обо мне беспокоишься, то зря, — сказал он. — Я слишком большой эгоист и слишком практичен, чтобы свихнуться или даже надломиться.

— Но меня удивляет, что ты допустил неблагоразумный поступок. Если ты думаешь, что я вырвался из объятий Морфея, бога сна, чтобы обсудить твои личные дела, то ошибаешься. Я лучше расскажу тебе о знаменитом священнике Кучулейне. Стиви Смит написал о нем хорошие стихи...

— Ах, оставь! Я размышлял над тем, что же произошло со Сью.

— Хорошо, — согласился я. — Давай поговорим о Сьюзен. А потом, может быть, через пару дней или через пару недель мы сможем дойти и до разговора о твоей жене.

— Моя жена не имеет к этому никакого отношения, — произнес он монотонным голосом, как человек, читающий заклинание. — Надеюсь, что она никогда об этом не услышит.

— Думаю, услышит. Ты сам ей об этом расскажешь, Эрик. Ты такой парень, который захочет получить от нее утешение, а она из тех женщин, которые согласны утешить. Поэтому ты и женился на ней. И никогда не бросишь.

— Ты так думаешь? — В его улыбке не было веселья. — Если бы я знал, что Сью решится на то, что произошло...

— Значит, ты так все это понял. Она покончила с собой, потому что не могла заполучить тебя. Знаешь, в твоей теории слишком много тщеславия. У тебя сильное чувство вины в отношении этого дела, и осознание вины подводит тебя к выводу, что Сью повесилась из-за тебя. Ты виновен только потому, что сам так думаешь.

— Я признателен тебе за твои добрые намерения. Они настолько хороши, что ими можно, как говорится, вымостить дорогу в ад. Но факты нельзя изменить словами.

— Какие факты? Ты же не знаешь, совершила ли она самоубийство. Может, ее убили? Хэлфорд думает, что так оно и было.

— Убили? Кто стал бы ее убивать?

— Не знаю. Не знает этого и сыщик Крэм. Может быть, ты знаешь?

— Это нелепая мысль. — Он смирился с мыслью о самоубийстве, и предположение о том, что могло произойти убийство, свалилось на него совершенно неожиданно и ударило по новому, а потому уязвимому месту.

— Убийство всегда выглядит нелепо, — продолжал я. — Вот почему оно является преступлением и наказывается смертной казнью. Но это случается. Может быть, так произошло и прошлой ночью.

— Ты не клюнул на эту байку о Гекторе Лэнде? Или клюнул? Это дьявольская глупость. Лэнд — тот еще гусь, он очень странный, но сексуальное преступление совершенно не в его духе.

— Преступление не носило сексуального характера, Саво подтвердил это. А в каком смысле Лэнд странный?

— В общем-то я мало что знаю о нем, собираюсь навести справки. Но раз или два он проявлял непослушание, его ставили к мачте, посылали в дополнительные наряды и так далее. Из того, что он говорил, я заключаю, что у него твердые убеждения по поводу расовых отношений. Не думаю, что там есть что-то революционное или подрывное, но он оказывает нездоровое влияние на других стюардов. Мне представляется также, что он один из организаторов азартных игр, которые устраивают чернокожие...

— Не только чернокожие. Я еще не встречал на флоте людей, которые не играют в азартные игры. То же происходит и в армии.

— Знаю. Но надо держать это под контролем, иначе зараза слишком разрастется. Надо смотреть за многими вещами, даже если и нельзя надеяться на буквальное исполнение всех правил поведения на флоте. Устав военно-морского флота запрещает азартные игры на военных кораблях, что в нашем толковании означает — не допускать чрезмерного увлечения азартными играми, следить, чтобы они устраивались в соответствующих местах и в соответствующее время. Я хочу проверить поведение Гектора Лэнда с момента его появления на корабле.

В проходе послышалось шарканье шлепанцев, и по занавеске из огнеупорной ткани, которая закрывала вход в каюту, проползла человеческая тень. Зажурчала вода, кто-то открыл кран бочонка с водой. Потом занавеску отодвинули в сторону, и в каюту просунулись голова с всклокоченными волосами соломенного цвета и обнаженное загорелое плечо. Голова обладала квадратной физиономией и маленькими насмешливыми глазками.

— Привет, Эрик, — произнесла голова нараспев, по-техасски, и волосатая рука тыльной стороной ладони вытерла мокрый лоб. — Поднялся рано, голова трещит с похмелья?

— Из-за этого я всю ночь оставался на ногах. Сэм, ты не знаком с Уиллом? Он у нас офицер по связи. Младший лейтенант Дрейк, лейтенант Уолсон.

— Рад с вами познакомиться, Дрейк. Я — офицер по связи, главный цензор, офицер по общественным отношениям, мастер на все руки и удобный козел отпущения. На мне и остальные вонючие обязанности по кают-компании, потому что я не переношу дежурства на палубе в свободное время. Вчера я даже не попал на вечеринку — капитану надо было отправить телеграмму. Теперь он хочет послать другую телеграмму, хотя это могло бы подождать нашего прихода в Диего...

— Значит, это точно, да? — спросил Эрик. — Скоро мы будем в Сан-Диего?

— Да, похоже на то. Но на военном судне никогда и ничего нельзя утверждать определенно. Не распространяйтесь на этот счет, чтобы не порождать у людей разочарования.

— Вы многого не потеряли, что пропустили вчерашний вечер, — обратился я к Уолсону. — Вечеринка началась с хохота, а закончилась слезами.

— Я кое-что слышал об этом. Эрику не повезло. Что говорят обо всем этом? Перед тем как заглянуть к вам, я услышал, что вы упомянули Гектора Лэнда.

— Мне надо проверить его, — объяснил Эрик. — Видели, как он выходил из комнаты, где... где все это случилось. Я был уверен, что это — самоубийство, а теперь начал сомневаться.

— Вы были знакомы с этой девушкой, правда? — Любопытство так и сквозило в пристальном взгляде узких глаз Уолсона.

— Я дружил с ней, — холодно ответил Эрик.

На палубе в большей степени, чем на берегу, не поощряется излишний интерес к личным делам других. Этим можно нажить врагов. Уолсон изменил тему разговора.

— Когда вы будете проверять Лэнда, поинтересуйтесь у него, откуда он берет столько денег. За последние пару месяцев он выслал жене не меньше пятисот долларов...

— Что вы говорите? — Эрик встал. — У вас это отмечено?

— Конечно. Мы регистрируем в вахтенном журнале все, что вкладывается в письма, которые досматриваем больше для того, чтобы под страховаться самим, чем по другим соображениям.

— Я бы хотел взглянуть на этот журнал. Лэнду понадобился бы по крайней мере год, чтобы собрать такую сумму из того, что он получает.

— Может быть, сделаем это прямо сейчас? Я собираюсь идти в отсек связи, как только оденусь.